Чисто английские убийства

[kommissars-in-love-2014]

Название: Daybreak
Автор:  Berkley
Фэндом: Убийства в Мидсомере (Чисто английские убийства)
Пэйринг: Барнаби/Трой
Рейтинг: G
Жанры: Романтика, Повседневность
Размер: Драббл
Статус: закончен
Описание: Действие происходит через некоторое время после ухода Троя. POV Барнаби.
Посвящение: Для М. с любовью.
Примечания автора: Фик 2009-го года.

Влюбленный старик - одно из величайших уродств в природе. Ж.Лабрюйер

***


Прилично.
Даже часы... Даже часы в этом доме аккуратные, под старину... Такие до удушья приличные часы в деревянном корпусе. Виньетки, медная ручка и фигурные, затейливые стрелки. Малая на цифре три, длинная на десятке.
Ночь.
Сижу в стариковском кресле, глядя в книгу. У меня вид, я думаю, такой, словно в этой дурацкой брошюрке написаны все тайны мироздания. Очень сосредоточенный, умный и приличный.
Я не вижу ни одного слова. Буквы плывут перед глазами, словно я засыпаю или пьян... Неприлично.
А в моем мире все прилично. Это для контраста с работой. Какие-то там психологи, по мнению моей жены, очень правильные, так сказали. Для контраста...
И вот опять неприлично...
Кидаю книгу на диван, кручу в руках мобильный телефон. Очень приличной фирмы. Респектабельной. Как и нужно человеку вроде меня.
Я помню семь цифр плюс код, наизусть. Если, конечно, став инспектором, он не сменил все, даже номер... Но это едва ли. Зачем? Гевин отчаянно ленив, если речь о нем самом. Он даже машину не научился прилично водить...
Опять прилично.
А вот если сейчас набрать эти цифры и сказать «Привет»? Я найду что сказать, опухшему со сна и одуревшему от происходящего своему бывшему напарнику.
Привет. Привет… Еще можно в три ночи спросить как дела – превосходная идея! Абсолютно неприлично!
Бросаю на диван и мобильный.
Потому что не позвоню.
Несомненно, сказать привет, извиниться и, пробурчав что-то про бессонницу и собственную дурь, жалко, невнятно – выход. Потому что желание неприлично перехлестывает все грани разумного, рискуя затопить не то, что волю, но вообще все мое существо... Я бы по этому поводу заметил, что-нибудь из серии «а влюбленный старик – это нелепо и смешно», неточно скопировав кого-то из древних. Черт его знает, кого, я никогда не стремился стать интеллектуалом. Пустое и бессмысленное занятие: запихивать в свою голову всякий хлам. Я не такой... Конечно. Я глупый, влюбленный старик.
Поднимаюсь, прислушиваясь к тишине в доме, с неприязнью смотрю на телефон, но пальцы сами цепко стискивают аппарат. Поймал свою синюю птицу...
Неприлично.
Если сейчас, когда стрелки часов просто вопят о том, что завтрашний день у меня выдастся не из легких, что вообще-то мне хорошо за пятьдесят, я давно и счастливо женат, у меня работа, требующая напряженной работы ума, о том, что даже три чашки кофе не спасут положения, а разве что заставят ныть мышцу слева, я наберу все же эти проклятые семь цифр (плюс код) моя жизнь сломается. Я это чувствую очень ясно, особенно стоя посреди гостиной и бессмысленно пялясь на симпатичные цветастые занавески (они делают комнату свежей и просторней). Если я позвоню сейчас, я эти цветочки возненавижу.
Сейчас они мне безразличны, как и все эти милые пылесборники на каминной полке, подушечки и модный секретер из Лондона. Я знаю, что это прекрасные вещи, потому что мне периодически об этом сообщают. А когда я услышу сонный недовольный голос с той стороны пространства, я пойму что-то очень разрушительное и... Хватит ли у меня воли продолжать дышать в этом месте?
Теперь я чувствую страх.
Неприлично.
А может быть ничего не произойдет. Сейчас, выстояв положенное время, что бы успокоилось буйство внутри, чтобы прекратили гадко подрагивать пальцы. И тоска, доверху заполнившая сознание, вытеснившая из него все, что держит на плаву такую утлую лодку, как я, постепенно уберется назад, в темноту, под пресс, выстояв, я положу телефон и пойду спать. И ничего не произойдет. Все будет...
Прилично.
...и почему так хочется разбить что-нибудь? Возможно даже собственную башку, которая сейчас мешает мне существовать...
Хорошо, что никто не видит, и даже не подозревает о том, что такое возможно увидеть.
Прилично.
Ну а если я сделаю, то, что мучительно хочу сделать? …сонный, раздраженный голос скажет мне «Привет», потому что Гевин ни за что не проверит высветившийся номер, и просто возненавидит урода, который посмел позвонить ему в…
Я смотрю на часы. Как случилось, что уже без четверти четыре? Кто-то подвинул стрелки, незаметно, злонамеренно, пытаясь скрыть какую-то улику. Нет, не скрыть, а наоборот обнаружить. И улика эта против меня.
Неприлично.
Будет забавно сказать, что я чудовищно скучаю, что дело потеряло вкус, что я терпеть не могу человека, который периодически оказывается со мной рядом под видом напарника, а между тем Скотт ни в чем не виноват, он славный парень и из него выйдет толк... Просто видеть его мне противно, а когда он начинает говорить, кажется, на моей физиономии отражается нечто совсем уж неприличное. Радует, что парню все равно. Но происходящее со мной делает меня и мою жизнь почти невыносимыми. Я работаю, потому что сам себя приучил доводить дело до конца и ненавижу безнаказанность. И буду... Но, ты бы знал, как мне это трудно дается без тебя.
Я, кажется, сказал это вслух? Своему телефону?
Неприлично.
Да уже просто болезненно.
Я заставляю себя очнуться, положить мобильный на журнальный столик и собраться спать... Потому что нет ничего отвратительней влюбленного старика, эти древние были правы, но я бы очень хотел, чтобы тот, кто это ляпнул, однажды, в свои неполные пятьдесят пять, будучи приличным человеком, почувствовал бы то, что чувствую я. И заткнулся бы. Потому что смеяться над другими, когда самого тебя крутит от безысходности, тоски, стыда и страха... И чертовой надежды, что на том конце вселенной, на твой привет ответом будет взволнованная радость... потому что смеяться в такой момент – это болезнь... Это смерть души.
Влюбленный старик.
Неприлично.
Я опять стою, теперь уже рядом с дверью в коридор, в полной темноте, слепой, растерянный и жалкий. Злой и абсолютно измученный соседством с самим собой. Начинает тупо ныть слева под ребрами. Завтрашний день будет откровенно жутким и бессмысленным. Завтрашний? Я не вижу часов, но я вижу как за симпатичными цветастыми занавесками (которые делают комнату свежей и просторней) редеет тьма. Значит подлые стрелки часов в заговоре против меня. И этот четверг с ними заодно.
Оказывается, что отвернутся и пойти прочь, в спальню, сделать пару десятков шагов, лечь и закрыть глаза – это титанический, невозможный труд.
А звонок в половине пятого утра это необходимое средство существования. И стремление разрушить свой мир - как дыхание. И я все еще стою у двери и пытаюсь разглядеть на столике свой телефон, который по идее должен быть со мной сейчас и всегда.
Неприлично.
- Том?
Голос выводит меня из транса, заставляет спину мгновенно взмокнуть, словно я вор домушник, застигнутый до зубов вооруженными хозяевами в момент, когда крадет серебряный канделябр. Я вздрагиваю и хватаюсь рукой за косяк.
- Все хорошо.
Теперь точно не отвертеться, теперь я должен идти в спальню, ложится закрывать глаза и продолжать жить...
Прилично.
- Что ты там делаешь?
Я не знаю что соврать. Я пойман с поличным, я чудовищно растерян и чувствую, что паркет под ногами стал зыбким и вязким.
- Спи, я скоро.
- Половина пятого...
- Я скоро, - а голос у меня жесткий и властный. Со мной сложно спорить в такие моменты, но сейчас, когда трещит по швам мой мир, я сдамся легко, без боя, только поднажать...
Но голос, недовольный, сонный и обеспокоенный замолкает, удовлетворившись объяснением происходящего.
И облегчение, детское, глупое наваливается на меня, придавливая к земле всей своей веселой многотонной тушей. Я чувствую себя пьяным идиотом, который вот-вот начнет трястись от беззвучного смеха.
Неприлично.
Чудовищно.
Мне пятьдесят четыре, но, прижавшись к стене, тупо хихикает сейчас какой-то малолетний преступник.
Я возвращаюсь к телефону, я беру его в руку. Зажигается ядовито зеленым небольшой экран. На нем имя...
- Привет, - говорю я буквам, улыбаясь, как сумасшедший. Мир вокруг, как в каком-то ужастике, я не помню названия, начинает лезть клочьями, осыпаясь в никуда.
Кнопка, крошечная, с нарисованной на ней зеленой загогулиной, оказывается под большим пальцем, и я надавливаю мягко, спокойно... Как советский генерал начинающий ядерную войну. А зачем нервничать, если приговор подписан? Только моя кнопка не красная…
Мне страшно и смешно одновременно.
Оказывается апокалипсис это такое облегчение...
Без четверти пять. Я вижу как минутная стрелка на громоздких, под старину, часах дрогнула на цифре девять.
Прилично? Неприлично?
Все равно.
- Привет, - говорю я.