Мой любимый актёр

[kommissars-in-love-2014]

Я вернулась!!!! Ура!!!! Но жаль, что опять меня долго не будет. Буду скучать.


Название: Мой любимый актёр
Автор:  StoRaz
Пейринг: Хайнц\ Гедеон
От автора: Долго этот фанфик пылился на моём компе, может быть, зря я его извлекла из-под
завалов, но что сделано, то сделано.
Рейтинг: PG-13
Жанр: Romance
Дисклеймер: Здесь странно переплелись судьбы вымышленных героев и реальных людей, вымыш-ленных не существует, с реальными никогда ничего такого не происходило. Просто моя фантазия.
Содержание: Хайнц Вайксельбраун неожиданно рассказывает незнакомому человеку что-то очень личное
Статус: закончен

Привет. Или здравствуйте. В общем, не знаю как у вас, а у меня начинается день. На улице очень яркое солнце, и, кажется, будет очень тепло. Только об этом знают ещё не все жители Вены. Я думаю, что многие ещё спят. Ну и зря – много пропустили – и предрассветный серый туман, и оранжево-фиолетовый рассвет. Нет, я говорю не то. Всегда отклоняюсь от темы – это моя главная ошибка. Даже отец всегда говорит мне, что нельзя смешивать дела и чувства. Знаете, вчера я кое-что решил. Кстати, вчера тоже был солнечный день. Я сидел за компьютером и писал репортаж о посещении школьниками второго класса Музея истории Вены. Вдруг мне звонит Лили и говорит: «Хайнц, ты где пропадаешь? Тут такое! Приезжай, так, вот. Да что за чёрт! Центральный госпиталь, третий этаж». Я почувствовал волнение: что-то интересное случилось: «А что там, Лили?» Она обычно не любит объяснять, но тут понизила голос и ответила: «Вайксельбраун и Буркхард в больнице. Быстрее, тут что-то происходит. И не копайся там».
Знаете, когда учишься на последнем курсе факультета журналистики и сдаёшь творческую работу, и когда эта работа – репортаж о посещении школьниками Музея истории Вены, - просто воздуха не хватает. Ну почему кто-то оказывается в самом центре событий, а я бегаю по всему городу в поисках сюжета? Повезло нам с Лили в этот раз. Забыл представиться, простите. Моя фамилия Хартманн, а имя – Хайнц. Мой любимый актёр – Хайнц Вайксельбраун. Лили об этом знает, и даже знает, как сильно я его люблю. Мне всегда хотелось, чтобы с ним что-то случилось, а я пришёл бы ему на помощь, и чтобы помочь мог только я один. Отец говорит мне, что так не бывает, но он не прав. Хотя, вчера мне ка-залось, что отец прав, и Лили тоже, и мои друзья. Вчера я очень был рад, что смогу, наконец, показать свой талант, и этот репортаж – самое главное в моей жизни.
Лили везде носит с собой видеокамеру. Ей тяжело, я говорю, что мог бы помочь. Лили отвечает: «Я сама выбрала свою жизнь – я – журналист, и я сама пройду этот путь». Я пробежал по лестницам госпиталя первый раз в жизни. На третьем этаже, в самом конце коридора, около окна я увидел его, а рядом с ним каких-то незнакомых мне людей. Лили стояла там же и снимала всё на камеру. Незнаком-цы просили её уйти. Хайнц закрылся от неё рукой.
- Хайнц, - сказал кто-то из них, - пойдём отсюда. Если ты уйдёшь, она тоже уйдёт.
Он круто повернулся и пошёл быстрым шагом по коридору. Он был так близко ко мне, но я не почувствовал ни его запаха, ни его тепла. А я ведь всегда чувствовал его тепло – даже когда видел его по телевизору.
- Иди за ним, - сказала Лили, - не потеряй его, а я подойду позже.
Я побежал за ними, но на лифт не успел, и пришлось спускаться по лестнице. На первом этаже было много народу, я на несколько минут задержался, и потерял Хайнца и незнакомого человека из ви-ду. Ну, так что? Это ведь мой день! Когда я чувствую, что цель близка, я не вижу ничего в мире, ничего не чувствую, я только делаю, делаю, делаю… Я нашёл его в парке. Там никого не было. Он сидел на скамейке. Над ним склонило ветви дерево, и зелёную листву разрезали лучи солнца. Хайнц сидел, опи-раясь локтями на колени, и курил. Я шёл к нему по дорожке, но чем ближе я подходил, тем всё меньше вопросов хотелось задать ему. Так что когда я подошёл, я был совершенно растерян. Я остановился в нескольких шагах от него. Он посмотрел на меня снизу вверх и сказал:
- Присаживайтесь.
Я подошёл и сел рядом с ним. Мы молчали. Он достал из кармана сигареты и предложил мне.
- Я не курю, - ответил я.
Снова молчание. Клубы дыма рассеивались в воздухе, и это успокаивало меня. Хайнц тоже смот-рел на них и ещё куда-то как будто вдаль.
- Чем занимаешься? – спросил он, не глядя на меня.
- Так, сам не знаю. А вы?
- Можно на «ты». Учишься?
Я кивнул:
- На журналиста.
- Твоя девушка?
- Нет. Мы просто вместе.
- Тоже не знаешь?
- Не знаю.
Хайнц вздохнул:
- У меня такое было. Это пройдёт. Я думал, что так бывает только в молодости. Сам задаёшь себе вопросы, а потом не знаешь, что ответить… Потом всё забывается. Оглядываешься назад и думаешь: «Как мне было плохо. Больше такого не будет. Я теперь взрослый».
Хайнц презрительно улыбнулся, всё так же, не глядя на меня, сказал:
- Взрослый… Я и сейчас не знаю, что ответить…
Он замолчал.
- Если есть вопросы, значит, есть смысл жить, - сказал я.
- Всегда есть смысл жить. Особенно если кого-то любишь.
- И если он тоже тебя любит.
Хайнц повернулся и посмотрел на меня, но теперь я глядел вдаль. Хайнц улыбнулся:
- Он?
Я промолчал. По дорожке шла Лили. Она остановилась, так же, как и я, не зная, как подойти и что сказать. Он посмотрел на неё, на камеру, потом на меня.
- Значит, он, - произнёс Хайнц медленно. – Я даже не заметил, как влюбился. Он пришёл…
Лили включила камеру.
- Он пришёл к нам вместо Моретти. Я так ждал этой встречи, потому что не знал, сможем ли мы работать. И боялся – вдруг что-то не получится. Так и было. Мы сразу стали ругаться. Наверное, мы одинаковые с ним. Противоположности нашли бы общий язык.
- Из-за чего вы ругались?
- Из-за всего. Из-за ерунды. Всё начиналось с мелочей – не так посмотрел, не то сказал. Любая безобидная шутка оборачивалась большой обидой. Я сто раз говорил себе, что не буду обращать внима-ние на него, даже здороваться с ним не стану. Не буду с ним разговаривать. Но проходила ночь, мы возвращались, и всё начиналось опять.
- А помимо съёмок в сериале вы общались?
- Да.
- Часто?
- Сначала – нет. Я его ненавидел вначале. А теперь – часто, потому что я его люблю, - последнее слово он произнёс совсем тихо и долго молчал.
Я почувствовал, что он может ещё много рассказать, и потому тоже молчал.
- У меня была девушка. Я думал, что она станет моей женой, что у нас будет нормальная семья. Однажды утром я собирался на съёмки. Она подходит ко мне и говорит: «Хайнц, у тебя есть хотя бы одна серия «Комиссара Рекса» с Гедеоном Буркхардом»? У меня была где-то дома кассета. Я нашёл ве-чером. Она говорит: «Давай посмотрим вместе». Я согласился. Это была первая серия с ним. Когда я упал в обморок от крови, помните?
- Да. И Алекс…
- Вот с этого эпизода всё и началось. Она меня вдруг спрашивает: «Какие у него руки?» Я говорю, что не помню. Она стала меня о нём спрашивать каждый день. Мы с ним всё время ссорились и мирились, и я ей только об этом и говорил. Один раз она спросила, часто ли мы с ним бываем наедине. Тогда я не выдержал: «Какая разница? Мы всё время из-за всего ругаемся». А она отвечает: «По-моему, ты его хочешь, а он – тебя». Я опешил, представляю, какое у меня было лицо. Потом я решил, что она пошутила, и засмеялся. Она на меня посмотрела серьёзно и говорит: «Я не шучу. А ты подумай над этим. И ещё подумай: может, ты заслужил счастье в жизни, и ты имеешь право прожить её по своим законам? Когда ты подчинялся кому-то, Хайнц?»
- И вы…
- Я на оба вопроса ответил – да.
Он снова замолчал, а я смотрел на него и на Лили. Какое-то необычное интервью получалось: не простое выяснение подробностей какого-то события, не разговор о личной жизни, не мнение о роли.
- Что же дальше? Ты принял решение?
- Конечно, принял. Когда признаешься себе, всегда легче. Дальше она устроила ужин и позвала Гедеона. Он пришёл, мы поужинали, мило побеседовали. Вдруг она вышла в коридор, поговорила по телефону, вернулась и сказала: «Очень жаль, но мне надо уйти. Просто катастрофа, но это даже смеш-но! Троюродная сестра тёти племянницы дяди шурина моего двоюродного брата приехала в Вену и за-блудилась. Она здесь уже пятый раз и никогда не может найти дорогу домой. В общем, я поехала, сего-дня уже не вернусь».
- О чём вы подумали, когда она ушла?
- О том, что у неё не настолько много родственников, так что она, должно быть, оставила нас вдвоём. Гедеон подумал примерно то же самое. Я испугался, как дурак. Он хотел…
Хайнц глубоко вдохнул и закрыл глаза. Мне показалось, что он вспоминает тот вечер. Интересно, как Гедеон его поцеловал? А как бы это сделал я? В своих мечтах я делал это тысячу раз, а на самом де-ле...
- Было темно. В комнате горела лампа, и свет был какой-то рыжий. Я отошёл к окну, уже не пом-ню, почему. Мы с ним ни о чём не разговаривали. Вдруг он подошёл сзади, положил руку мне на плечо. Я повернулся к нему. Он долго смотрел на меня, а я – на него. Я не знал, что надо делать, тогда он наклонился ко мне. Я даже перед выходом на сцену так не волновался, как в тот момент. Я всё забыл, уж не знаю, почему у меня память так устроена. Самые главные и самые приятные минуты своей жизни я не помню. Нет, я помню, что он меня обнял, что закрыл глаза, я помню, какие у него ресницы, но это всё так неясно. Как будто такие моменты у нас бывают часто, и нет надобности их запоминать.
- Или наоборот – редко, потому и не запомнилось.
- Должно было запомниться на всю жизнь, слишком ярко и необычно всё было.
- А кроме поцелуя ничего не было? – это моя ревность придумала вопрос.
- Постой. Поцелуй ещё не закончился. На чём я остановился? На ресницах? Не знаю, зачем я от-крыл глаза и почему я не мог расслабиться, почему не отвечал на его ласки. Он отстранился и провёл кончиком языка по своим губам, а я… Вот дурак! Надо же было такое сделать! Я взял и вытер рот ладо-нью. И я не улыбнулся, не сказал ему ничего. Он, наверное, ждал, а потом сказал: «Я лучше пойду. Встретимся завтра». Он ушёл. Я стоял перед закрытой дверью, и вдруг у меня по телу пробежала дрожь, как будто мне было холодно. Я выпил воды, лёг в кровать. Это не помогло. Я уснул под утро, но тут кто-то позвонил по телефону. Это была моя девушка, хотела узнать, как всё прошло.
- Ты рассказал?
- Да. И спросил: «Ты ещё моя девушка или нет?» Она поступила мудро: «Сам решай, Хайнц. Я те-бя люблю, и если ты захочешь – приезжай ко мне сегодня».
- А Гедеон? Что было с ним дальше?
- Всё стало по-прежнему, только я теперь без него не мог. И с ним тоже не мог. Я приходил вече-ром домой и думал о нём, а утром, на работе, я мечтал уйти поскорее отсюда. Гедеон вёл себя так, как будто ничего не было. А я для него существовал только как Кристиан Бёк, а вне роли он со мной не разговаривал. Так было до сегодняшнего дня.
- А сегодня что произошло?
- Сегодня всё началось как обычно. Вдруг, в перерыве, он подошёл ко мне, провёл руками по моим рукам от плеч к локтям, посмотрел на меня так ласково. Я никогда не видел у него такого взгляда, и говорит: «Хайнц, я решил уйти из сериала. Потому что я не могу быть рядом с тобой. И без тебя я тоже не могу, ни с кем не могу. Прощай». Я не понял смысла этих слов, всё произошло слишком быстро. Он пошел куда-то. Я – за ним, но медленно. Я вышел на улицу, а там уже полиция и «скорая», и мы поехали сюда, в больницу. Я не знаю, может быть, он сам не ожидал, что попадёт под машину, или он специально это сделал? Гедеон не из таких, которым надо, чтобы на них обращали внимание. Это я могу кричать, ругаться, а он сам решит и сделает. Вот теперь я сижу здесь и не знаю, что делать.
- Ты его любишь?
- Да. Я, наверное, не смогу ему сказать это. Не знаю, как себя вести с ним.
Хайнц горько усмехнулся:
- Я считал. Мы спокойно общаемся половину дня, а потом…
- Всё так плохо?
Хайнц кивнул.
- Но ведь если любишь, неужели нельзя простить какие-нибудь слабости?
- Какая же это слабость, если тебя унижают? Почему он не может сдержаться, если любит меня? Он просто не хочет. Он хочет, чтобы я всегда уступал, подчинялся, терпел. Он всеми своими движе-ниями показывает, что я чем-то хуже. Мне друг сказал, что он самоутверждается за мой счёт. Может быть, не только за мой.
Я смотрел на Хайнца и думал о том, что я люблю совсем не так.
- За что же ты его любишь?
На губах у него появилась нежная улыбка, глаза стали такие тёплые, как будто он смотрел на лет-нее небо.
- За то, что он может вдруг так игриво посмотреть, улыбнуться и сказать… Даже если я виноват больше или я сделал ему больнее, сказать: «Прости меня, Хайнц. Я тебя люблю, ну, ты же знаешь? Больше не будем ссориться, да?» Он мне столько раз говорил, что любит, а я – никогда. Никогда. Он сейчас в больнице, и он сказал, что меня видеть не хочет. Ну, это и понятно. В том, что случилось, я один виноват. Может быть, он простит меня, и мы больше не будем ссориться? Нет, будем, конечно, потому что я такой, а он – другой, и уступать мы оба не любим.
Хайнц молчал и долго смотрел вдаль, как будто там можно было что-то увидеть, кроме необычай-но зелёной травы, деревьев, скамеек и серых дорожек.
- Всё, - сказал он тихо.
- Может быть, пойдёшь к нему? – я смотрел на него.
- Я не люблю журналистов. И о себе не люблю рассказывать. Вот теперь ещё и о нём все узнают. Гедеон, правда, никогда это не скрывал. Он мне и при всех говорил, что любит. Какая кому разница, кого я люблю, что я делаю в выходные, какой мой любимый цвет?
- Если человек вас любит, то есть разница… У вас же куча фанатов.
- Они меня выдумали. Вы спросите у Гедеона, каким я был, - Хайнц встал, поправил куртку и по-шёл по дорожке.
Я сидел и смотрел ему вслед несколько минут. Он успел уйти достаточно далеко. Но неужели встреча, которой я ждал столько времени, вот так закончилась? Неужели человек, которого я так сильно люблю, вот так просто уйдёт? Я побежал за ним. Он остановился и обернулся.
- Хайнц, - я стоял и не знал, что сказать.
Я глубоко вдохнул:
- Хайнц, можно я тебя поцелую?
Он пожал плечами. Я подошёл к нему очень близко, глядя в глаза. В них было полное безразли-чие. Я уже почти касался его губ, но вдруг прошептал:
- Куда ты сейчас пойдёшь?
- Я собираюсь уехать из Вены, в свой родной город…
Нет, не нужно целовать его.
- Ты вернёшься?
- Не знаю, - Хайнц погладил меня по щеке, - спасибо. До свидания.
И его фигура растаяла в тумане. Нет, тумана не было, вы не подумайте. Это просто я…у меня что-то… Ну, наверное, я заплакал. Потом я забрал у Лили видеозапись и пошёл в больницу. К Гедеону меня, конечно, не пустили, но обещали передать видеозапись. Может быть, он увидит его, простит, и они будут вместе?
Лили и отец сказали, что не надо было так делать. Лили вообще сказала, что мы могли бы продать даже это интервью, а мне кажется, что я сделал всё правильно.

КОНЕЦ
Хайнц Хартманн опубликовал это сообщение в своём дневнике, выключил компьютер и лёг в кровать.
- Чёртов Вайксельбраун, - сказал Гедеон Буркхард, со злостью бросил пульт от телевизора на пол и дотянулся до телефона.
- Вот урод, - сказал он, вспомнив, что вчера со злости удалил его номер, но в памяти всё-таки всплывала комбинация цифр.
- Да, - неуверенный голос Хайнца.
- Привет.
- Привет.
- Ты где?
Хайнц чувствует такую радость, и знает, что это ненадолго, что через некоторое время он будет проклинать себя за то, что приехал, будет желать Буркхарду смерти и всего остального.
- Я приеду, - отвечает Хайнц, - я хотел сказать тебе…
- Я тебя люблю, - перебил Гедеон, - я знаю. И давай быстрее приезжай, а то опять поругаемся…