Гедеон/ХайнцХайнц сидел дома и читал новый сценарий: ему казалось, что мир сошел с ума, и их режиссер в первую очередь. Так же казалось, что их недавняя стычка с Буркхардом стала для кого-то сенсацией. Может, Буркхард того и добивался, он ведь любит себя показать. Но для себя, Хайнц не искал никакой выгоды, он всего лишь хотел справедливости.
Глаза бегали по строчкам, а мозг пытался придать ясный смысл и воплотить в реальность. Но никак не получалось. Он не мог себе представить Бека в объятиях Брантнера, кроме как дружеских. Но здесь же речь шла вовсе не о дружбе. «…И он поцеловал его в губы.» Хайнц нервно вздохнул, к чему только не принуждает работа актера! Мало того, что его раздражал этот выскочка, так еще теперь, по милости сценаристов, ему придется его целовать. И вообще, что за глупости?! Какой к черту роман у такого сериала?! Еще куда ни шло «вплетать» случайных девушек для Алекса. Но увлечь его собственным коллегой, это перебор…
Таким ходом шли мысли Вайксельбрауна, и, однако, он ни на секунду не решил покинуть сериал. Ему и в голову не приходило сдаться, сбежать, уволиться. Его не грели мысли о поцелуе с мужчиной, но он и не задумывался о них, как о главной проблеме. В первую очередь его интересовало, повлияют ли эти изменения на сумму гонорара, а если нет, то почему, и не стоит ли об этом намекнуть напрямую.
Пролистав до конца, и глубоко вздохнув, он отложил сценарий на журнальный столик. Завтра предстояло новое испытание, и он к нему готов.
Он пошел на кухню, и открыл холодильник. Доставая банку с пивом, он еще раз подумал о сумасшествии и беспорядочности происходящего в этом мире.
Утром на площадке он был одним из первых. Как всегда. Закурив и налив себе кофе, он еще раз стал изучать сценарий. За ночь нового не появилось. Как ни странно. Хайнц-то уже надеялся, что все это ему приснилось. Нет… Вот сцена, где Буркхард приходит к нему домой, то есть где Алекс приходит домой к Беку. Вот их короткий разговор. А вот и поцелуй… Хайнц выдохнул густое облако сигаретного дыма, и снова затянулся. Ничего не поделаешь.
Выкинув стаканчик из-под кофе, он направился в гримерную. Там его переодели, припудрили, замаскировав отчетливые синяки под глазами, и проросшую за ночь щетину. Лицо стало лет на пять моложе.
В глаза вставили линзы, чтобы взгляд был не такой затуманенный. И, наконец, одели в светло-голубой брючный костюм. То есть, в костюм он, конечно, сам оделся, но руки дизайнера подправляли незаметные мелкие изъяны. Хайнц только стоял, раскинув руки, и ждал, когда это все закончится.
Незаметно к ним присоединился Гедеон. На нем был черный пиджак и темно-синие джинсы. На удивление, эта обычная одежда смотрелась на нем весьма элегантно, и подчеркивала определенные черты его характера. То есть, характера его персонажа. Постепенно перед глазами Хайнца «восставал» Алекс Брантнер. Приятный и добродушный комиссар венской полиции. Если бы его не играл такой эксцентричный мерзавец и эгоист, Хайнц никогда и не пожалел о его «внедрении» в коллектив.
Наконец все было готово, и актеры заняли свои места.
…Кристиан Бек сидел дома и смотрел футбол. Собственно, в выходной все так и происходило. Письменную работу выполнял кто-то другой, если она вообще была. Преступность, судя по всему, смыло непрекращающимся уже несколько дней дождем. И все же Кристиан оделся в рабочий костюм. А вдруг? А он в халате… Но спустя пару часов никто так и не позвонил, и не объявил о скоропоспешном выезде. Бек, скинув с себя пиджак, повесил его на спинку стула.
Австрия вела со счетом 8:0. И в одночасье с очередным голом, раздался звонок. Кристиан подпрыгнул от неожиданности, и тут же схватил спокойно лежащую телефонную трубку.
- Алло!
Трубка ответила длинным гудком. И раздался еще один звонок. На этот раз Бек понял, что звонят в дверь.
«Надо бы поменять сигнал на телефоне…», подумал он, направляясь в прихожую.
За дверью оказался Алекс. И Рекс.
Кристиан так был удивлен его внезапному приходу, что не сразу сообразил впустить гостя в дом. Только после того, как темноволосый комиссар улыбнулся, глядя на замершего блондина, до последнего дошло, что надо сделать.
- Входи… те, - несколько неуверенно произнес Бек.
- Спасибо, - вновь полу улыбнулся Брантнер, войдя. За ним, словно тень, прошмыгнул пес.
Они зашли в гостиную, где Рекс, не долго думая, залез на диван, и с упоением уставился в экран телевизора, делая вид, будто он давно уже тут смотрит футбол.
Лекс продолжал смотреть на Бека, не обращая внимания на поведение собаки. Бек смотрел на него в ответ.
- Зачем ты пришел?... То есть я хотел сказать, это на тебя так не похоже… то есть я… то есть…
Кристиан стал запинаться, одновременно понимая, в какое глупое положение попал. Но Алекса, это не сильно беспокоило. Наоборот, он, похоже, даже заинтересовался…, а скорее залюбовался раскрасневшимся коллегой.
А потом произошло нечто, чего Кристиан не мог бы предвидеть, даже будь он ясновидящим. Брантнер поцеловал его. Нет, не сразу. Не одним махом! А медленно, и ненавязчиво, как будто в первый раз. Осторожно коснулся его щеки костяшками прохладных пальцев, заставил посмотреть в глаза, заставил провалиться в бескрайнюю вселенную темных глаз, и, увидев на дне свое отражение, почувствовать вкус его губ… Трепетно-нежно и грубо… Запрокинув голову назад, как в старомодных пьесах… Закрыв глаза, отдаваясь порыву, охмуряющему рассудок…
Шея затекла ужасно. Во рту был привкус ментола от сигарет Буркхарда. А еще неприятно кружилась голова от сладко-удушливых духов коллеги. Но Хайнц терпел, проявляя лишь свой талант в актерском искусстве. Он позволил обвить себя за талию, словно девушку, и простил Буркхарду «язык». Но когда тот полез свободной рукой ему в брюки, воспротивился.
- Что вы себе позволяете…, черт возьми?! – заорал он, отталкивая от себя прижавшегося брюнета.
Вся съемочная группа аж подпрыгнула от неожиданности.
Брюнет не заставил себя долго ждать, и тоже «набросился» на блондина:
- Можно подумать, какие мы нежные!...
- А какого лезть руками…, куда не надо??
- А какого браться за роль, до которой не дорос?!
- БРЭК!! – крикнул режиссер, призывая к перемирию. Обе стороны были вне себя от ярости, их глаза горели и метали шаровые молнии. Сценарист взялся за голову, решаясь, наверное, на самоубийство. Женская половина состава загадочно улыбалась…
- Господа, - продолжал режиссер более спокойным тоном, - прошу заметить, что вы не в детском саду, и выкрики вроде «это не я, это он», здесь не прокатят. Во-вторых, будьте более сдержанны – вы, господин Буркхард, в эмоциях, движущих вашим персонажем, а вы, господин Вайксельбраун, со своими эмоциями! Найдите альтернативу.
И оглядевшись на невольных зрителей, объявил перерыв на пятнадцать минут.
После перекура, они вернулись на свои места. Хайнц встал у входа в гостиную, Гедеон завис над ним. По щелчку и привычному «Мотор», они приступили к действиям. На этот раз Буркхард был более бережен с… со своими эмоциями. Получив запрет на что-то ниже пояса, он простер свои руки на что-то внизу спины, и сжал мягкие полушария голубоглазого актера. Хайнц сжал зубы, но промолчал. Он продолжал целовать жесткие губы, и скользить руками по его телу. Затем руки сами по себе перебрались на его узкие бедра. Пальцы замерли на застежке ремня. Хотелось дышать, но не хватало воздуха….
Бек оторвался от губ Алекса лишь на секунду, чтобы вдохнуть воздуха. Алекс уткнулся носом ему в щеку. Кристиан чувствовал, как подрагивают его длинные ресницы, словно крылья ночных мотыльков. Руки темноволосого комиссара сжимали его ягодицы, и Беку впервые в жизни захотелось, чтобы кто-то им овладел. Но эту мысль он не озвучил вслух. Стоило лишь посмотреть в глаза Алексу. Они словно могли читать мысли друг друга.
- Где… твоя спальня…? – тяжело дыша пробормотал Брантнер, поглаживая золотистые волосы. Бек зыркнул на него влажными глазами, и повел за собой по направлению спальни…
Они прошли мимо камеры. И режиссер произнес долгожданное «Снято».